— Если число наших кандидатур будет ограничено, Горшкова исключите, — сказал он жестко.

Андрей Петрович знал, что возражать и давать советы в таких случаях бесполезно. Грабин сам был до конца предан делу и того же требовал от подчиненных. Он не любил тех, кто работал без души, а к тем, кто допускал расхлябанность, был непримирим. В таких случаях дружеские отношения не смягчали, а даже ужесточали его позицию. Вот и сейчас, посмотрев на Горшкова, Василий Гаврилович нахмурил брови и заговорил строго и официально:

— Мне предложено подобрать состав Центрального артиллерийского конструкторского бюро. Легкой жизни не обещаю. Работать придется больше, чем здесь. И условия будут хуже. Но создавать новый коллектив в интересах фронта надо. Кто готов сменить место работы, прошу поднять руки.

Ренне с готовностью проголосовал «за». Почти одновременно его. поддержали Хворостин и Норкин. Муравьев, как всегда, чуть помедлил, но потом вскинул руку твердо. Только Горшков делал вид, что занят разбором бумаг, лежащих перед ним.

— Спасибо, товарищи. Если мне разрешат, я учту ваши пожелания и надеюсь, что мы поработаем вместе.

Несколько раз из Москвы звонил Худяков, рассказывал о том, как выглядит схема управления, советовался, кому какую должность можно предложить. В начале ноября 1942 года Государственный Комитет Обороны принял решение о создании ЦАКБ. Начальником и главном конструктором был утвержден генерал-лейтенант технических войск В. Г. Грабин. Его заместителем стал прибывший из Сталинграда талантливый конструктор Илья Иванович Иванов. Вместе с Василием Гавриловичем с завода уезжал почти весь состав КБ.

Но это время не было похожим на те далекие годы, когда небольшая группа молодых конструкторов отправлялась навстречу неизвестности. Многое тогда виделось сквозь туман. Не хватало опыта. Не были четко определены задачи. Да и друг друга знали плохо. Другое дело было сейчас. Коллектив сложился и окреп, каждый нашел свое место в общем строю.

К тому времени, когда ЦАКБ начало обживаться в Подмосковье, четче стали вырисовываться основные задачи, стоящие перед конструкторами. Почти на всех фронтах войска переходили в наступление. Гитлеровцы предпринимали отчаянные попытки исправить положение. Немалая роль в этих лихорадочных усилиях отводилась новому оружию. Стремясь поддержать упавший дух своих войск, Гитлер в открытую заговорил о сверхскоростных танках и невиданной силы орудиях.

Анализируя обстановку на фронте, Грабин понимал, что надо учитывать изменившийся характер боевых действий. Для того, чтобы наступающие войска могли успешно взламывать хорошо укрепленные оборонительные рубежи, нужны более мощные и более подвижные орудия. Не было у него сомнений и в том, что новые немецкие танки будут иметь утолщенную броню. Для борьбы с ними понадобятся мощные противотанковые пушки. И, соответственно, наши танки надо вооружить новыми орудиями, обладающими повышенной броне-пробиваемостью.

К этому времени один из гитлеровских «тигров» был взят нашими войсками в качестве трофея под Ленинградом. Уже первое знакомство с его тактико-техническими характеристиками показало, что в своих прогнозах Грабин почти не ошибся.

— Надо возобновлять производство ЗИС-два, — горячо заговорил однажды Худяков, — нельзя медлить. С сорокапяткой идти против «тигра» — все равно, что с рогаткой против слона.

Грабин молча пододвинул к нему несколько листков, отпечатанных на машинке. Андрей Петрович прочитал: «Докладная записка… Верховному Главнокомандующему…»

— Товарищу Сталину? — спросил удивленно.

— Товарищ Сталин запретил выпуск пушки. Кроме него, никто не решит вопрос о ее производстве. Но дело не только в ЗИС-два. В записке предлагается создать новое, стомиллиметровое, противотанковое орудие, а на тридцатьчетверку поставить более мощное орудие калибра восемьдесят пять миллиметров. Надо, Андрей Петрович, чтобы все сотрудники ЦАКБ познакомились с этим документом и высказали свое отношение к нему. Хочется, чтобы в нем были изложены не только мои мысли, а мнение всего коллектива.

Записка без промедлений была прочитана Сталиным, обсуждена в Наркомате вооружения и ГАУ. Все предложения, изложенные в ней, получили одобрение ГКО. Началась пора обновлений. Из сейфов были извлечены чертежи ЗИС-2 и вся остальная техническая документация.

Дело облегчалось тем, что лафет ЗИС-3, находящейся на потоке, полностью подходил для возрождаемой противотанковой пушки. В целости сохранились законсервированные стволы, на которых не было нарезки. Елян, проявивший в свое время предусмотрительность, был доволен. Ровно три недели потребовалось заводу, чтобы первая партия противотанковых пушек получила путевку на фронт.

Времени для поездок у Грабина не было, но сразу же, как только Елян сообщил ему о том, что производство ЗИС-2 налажено, он побывал на заводе. В цехе сборки по деревянным желобам медленно двигались приземистые длинноствольные пушки. Это было далеко не первое детище главного конструктора, но почему-то на этот раз он ощутил особую радость.

Утренний звонок

В этот ранний час в конструкторском бюро было непривычно тихо. Утро только занималось. Лишь в одной комнате работали «полуночники», занятые танковой пушкой, которая требовала доводки, и потому приходилось в который раз делать перерасчеты.

Василий Гаврилович не велел дежурному сообщать о своем прибытии даже ведущему этой группы. Он специально приехал раньше обычного, чтобы поработать наедине.

Но не успел он подойти к кульману, как на столе застрекотал телефон. Сразу же подумал, что звонок необычный. В такую рань по второстепенным делам никто не стал бы тревожить главного конструктора.

— Доброе утро. — Голос в трубке показался Грабину знакомым. — Говорит маршал артиллерии Чистяков.

— Здравствуйте, Михаил Николаевич. Опять, наверное, ругаться будете?

Чистяков, занимавший должность заместителя командующего артиллерией Советской Армии, был человеком добродушным, но любил при встрече сделать колкое замечание. Говорил вроде бы спокойно, не повышая голоса, а в то же время с подковыркой. Грабину надолго запомнилось, как однажды при встрече Чистяков, бывший еще генералом, спросил заинтересованно, сколько людей у них в конструкторском бюро? Василий Гаврилович назвал цифру.

— Мало, очень мало, — неподдельно огорчился тот.

— А что вы хотели? — не понял Грабин.

— Так ведь дело-то сложное. Хорошую вы создали дивизионную пушку. Но недавно ко мне подошел старшина Рубин. Боевой артиллерист. Вся грудь в наградах. А настроение кислое. Промашка у него вышла. Командир поставил задачу уничтожить огневую точку противника. Расчет выкатил пушку на прямую наводку. Рубин подготовил данные, подал команду. Заряжающий послал снаряд в казенник. А затвор не закрылся.

— Не может быть! — воскликнул Грабин.

— Верно, отказа не было.

— А что же было?

— Грязь налипла на фланец гильзы.

— Значит, следить за боеприпасами надо.

— И я так сказал Рубину. Но он резонно ответил, что в бою не до марафета. Лучше бы, говорит, конструкторы такой механизм создали, чтобы он не боялся ни грязи, ни пыли. Или людей нам выделяли для подготовки боеприпасов. Вот и решил я спросить, нет ли у вас лишних ребят. По одному к каждому орудию…

Посмеялись и разошлись. А зарубка в памяти осталась. Грабину потом говорили, что и со стопорами не все ладно. Если приходится разводить станины в слякотную погоду, не всегда удается быстро застопорить их: отверстия часто не сходятся.

Потому не мог конструктор не переживать даже за эти мелкие упущения. Война предъявила особый счет к нему и к его товарищам. Каждый случай отказа оружия мог обернуться гибелью людей и поражением в бою. Поэтому Грабина не обидели колкие замечания Чистякова. Он был благодарен ему за откровенность и снова приготовился к тяжелому разговору. Но в телефонной трубке раздался раскатистый смех:

— Напугал я вас прошлый раз, Василий Гаврилович! Но сегодня разговор совсем иной. Я только что вернулся из-под Шяуляя и не выдержал, решил позвонить. Замечательную пушку дали вы войскам. Прекрасную. Говорю это от имени всех артиллеристов.