Пушка ЗИС-3 по многим показателям выглядела лучше своей предшественницы. Имея более высокие боевые качества, она требовала меньше металла, многие ее узлы и детали были проще в изготовлении, позволяли значительно снизить численность рабочих рук. Но если в железнодорожном составе один вагон не может двигаться медленнее других, то в производственных процессах низкая технологичность одной или нескольких конструкций неизбежно вызывает сбой.

Сложным оказался ствол. Протяжка его длилась несколько часов. Немало приходилось возиться с шабровкой прямоугольных отверстий казенника. Затягивалась обработка дульного тормоза, который на заводе раньше вообще не производился.

Однажды вечером, проходя по литейному цеху, Грабин увидел Еляна, который вместе с рабочими, занятыми на фасонном литье, колдовал возле формовочного ящика. Руки его были перемазаны формовочной землей.

— Задумали усовершенствовать отливку до такой степени, чтобы тормоза имели чистовые размеры, — улыбнулся Амо Сергеевич.

И по его улыбке Василий Гаврилович понял, что дела идут успешно. Горячий, еще дымящийся тормоз выглядел ничуть не хуже тех, которые получались посредством ковки детали.

— Здесь хватит полчаса, чтобы подровнять и зачистить отверстия, — пояснил Елян. — А тридцать минут — не тридцать часов!

Грабин знал, что при старом методе изготовления дульного тормоза на него уходило более суток. Во время проектирования он предусматривал возможность отливки этой вроде бы простой, но в то же время трудоемкой детали. И сейчас был доволен, что сам директор завода помогает литейщикам наладить сложный процесс.

Подошел генерал-майор Струсельба, бывший в то время заместителем Еляна по производству литья. Поздоровался, заверил:

— За качество металла не беспокойтесь, Василий Гаврилович. Литой тормоз будет ничуть не хуже кованого.

— В этом у меня сомнений нет, Михаил Максимович, — ответил Грабин. — Главное, чтобы все размеры были соблюдены.

— А над этим мы и маракуем с Амо Сергеевичем.

Михаил Максимович Струсельба пользовался большим авторитетом у металлургов, его почитали в кругах ученых, он имел немало учеников. И Грабин, знавший профессора еще во времена учебы в академии, прислушивался к его советам, часто обсуждал с ним вопросы повышения качества создаваемых конструкций.

Многое делалось непосредственно в цехах, самими рабочими. Среди них оказалось немало смекалистых людей, способных найти простое и оригинальное решение самых сложных вопросов. Грабин не раз чертыхался, видя, с какой медлительностью работают протяжные станки, применяемые для чистовой отделки стволов. К тому же у них часто барахлила гидравлика. Все попытки увеличить скорость обработки не давали нужных результатов. Но однажды на месте прежнего громоздкого сооружения появился более компактный станок. Протяжка ствола на нем длилась лишь четверть часа — почти в тридцать раз быстрее. Новый винтовой станок был проще, а главное — во много раз дешевле.

Главный технолог завода Анатолий Федорович Гордеев, видя, с каким интересом Грабин наблюдает за работой станка, подтолкнул вперед стоявшего рядом начальника станкостроительного отдела:

— Заслуга Бородкина, Василий Гаврилович.

Бородкин был конструктором у Грабина, затем перешел на новую должность. «Мои кадры», — подумал с гордостью.

Постепенно все узкие места в производственном процессе были выравнены, выпуск ЗИС-3 с каждым днем стал расти. Но неожиданно начали образовываться заторы на сборке пушек, чего раньше не случалось. Стало ясно, что простым увеличением численности рабочих выйти из положения не удастся. Детали и целые узлы в сборочный цех поступают сплошным потоком, который в дальнейшем будет еще мощнее. И цех просто-напросто задохнется.

— Надо, чтобы пушка не стояла, а двигалась по конвейеру. Тогда рабочим не придется мотаться туда-сюда, они будут, стоя на месте, выполнять операции сборки в определенной последовательности, — предложил Грабин.

Начальник цеха Анатолий Ковалев окинул взглядом цех:

— Конвейер, говорите? Подумаем.

Через несколько дней цех преобразился. От входных до выходных ворот протянулись два деревянных желоба. По ним, как по рельсам, с помощью лебедки продвигались пушки. Собранные лафеты медленно катились вдоль цеха, обрастая на каждой позиции все новыми деталями и узлами. У выхода стоял наготове грузовик. Первую пушку грузили в кузов, вторую брали на прицеп — и машина уходила на заводской полигон. На ее место становился другой грузовик, к которому уже подходило по желобам очередное орудие. И так беспрерывно, днем и ночью.

В середине февраля 1942 года Елян издал приказ по заводу: «Отмечаю, что модернизация, начатая по инициативе ОГК и горячо поддержанная коллективом завода, полностью себя оправдала и обеспечила резкое увеличение выпуска продукции… Проводимые в этой области ОГК и цехами мероприятия одобряю и представленный план и сроки выпуска чертежей оснастки рациональной технологии утверждаю…»

К маю план первого этапа внедрения организационно-технических мероприятий был выполнен. Это позволило заводу выпустить за один месяц 2110 пушек, в 13 раз больше, чем год назад.

Но даже такие темпы казались слишком медленными. Грабин все чаще видел на заводском дворе артиллеристов, то бывалых, понюхавших пороха, в потертых и выгоревших гимнастерках, то совсем мальчишек, одетых с иголочки.

Одни части пополнялись вооружением, другие формировались. И почти все они отправлялись в район Сталинграда. По всему чувствовалось, что к осени там произойдут решающие бои, в которых немалую роль должны сыграть пушки, созданные на заводе.

В июне 1942 года завод был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

Эхо необычного боя

С генералом Котиным Грабин встретился в приемной наркома танковой промышленности. Жозеф Яковлевич, подтянутый и прямой, в военном кителе, приветливо поздоровался.

— А я, Василий Гаврилович, только что собирался звонить вам. Читали? — спросил он и протянул Грабину «Правду».

Газета была свежая, от нее еще пахло типографской краской.

— Заходите в мой кабинет, — Котин пропустил Василия Гавриловича вперед, — вижу, вы еще не в курсе дела.

Вчитываясь в заголовки, Грабин пытался определить, какой материал имел в виду Котин. Но вроде ничего такого, что касалось бы работы конструктора, в газете не было. Обычные сообщения с фронтов, корреспонденции о работе тыла.

— На четвертой полосе смотрите, — подсказал Котин, усадив гостя в кресло, — прочитайте выступление Шверника.

Василий Гаврилович знал о том, что секретарь ВЦСПС Николай Михайлович Шверник находился в Англии, что он выступил на массовом митинге в Лондоне. Но газету с его речью еще не видел. И теперь, пробегая глазами по печатным строкам, он старался понять, что конкретно заинтересовало Котина.

— Обратите внимание вот на это место, — Жозеф Яковлевич указал на конец второй колонки.

«На одном из участков Западного фронта, — прочитал Грабин, — завязался горячий бой одного советского танка с 18 фашистскими танками. Один против 18. Советский танк методически выводил из строя один танк за другим. Вскоре на поле боя уже насчитывалось 10 сожженных и подбитых немецких машин. Остальные 8 спаслись бегством… Танк преследовал отступающего врага, давил его гусеницами и расстреливал из пулеметов. На поле боя осталось до 400 гитлеровских бандитов, которые никогда не увидят не только Москвы, но и Берлина…»

— Каково? А? — нетерпеливо спросил Котин, когда Грабин оторвал взгляд от газеты. — Это ведь наш танк, с вашей семидесятишестимиллиметровой пушкой.

Только теперь Василий Гаврилович понял, что взволновало его коллегу. Конструктору очень важна каждая весточка с фронта о том, как действует в бою созданное им оружие. А здесь не просто весточка. Весь мир узнал из выступления Шверника, как могуч советский танк, как прочна его броня и мощна пушка.

— Вы знаете подробности? — с надеждой спросил он у Котина.