Иван Дынин

ЗЕМНЫЕ ГРОМЫ

Повесть

Глава первая

ДОРОГА ПАМЯТИ

Мельничные жернова

До полигона было еще далеко, но Грабин волновался: так с ним бывало всякий раз, когда испытывалась новая пушка. Он нетерпеливо, будто от холода, потирал руки, поеживался и, кажется, вовсе не обращал внимания на торопливо бежавшие навстречу зеленеющие по ля, березовые рощи, деревенские избы.

Машина круто вписалась в разворот, и впереди на пригорке показалась деревянная ветряная мельница. Она потемнела от времени, заметно вросла в землю, однако не была заброшена. Мельница работала. Ее широкие крылья равномерно вращались, у коновязи стояли подводы с мешками, а чуть поодаль — трактор с пустым прицепом.

Грабин приник к стеклу, потом повернулся к шоферу:

— Поворачивай! Заедем.

— Куда? — не понял тот.

— На мельницу.

Шофер крайне удивился — времени у них было в обрез, но притормозил, отыскивая удобный съезд с асфальта на проселочную дорогу. По-утиному переваливаясь на колдобинах, машина медленно поднялась на пригорок.

Полутемное помещение мельницы встретило их сытным запахом свежей муки. Деревянные закрома, сложенные в углах мешки, двери и стены — все было покрыто сероватой мучной пылью.

— Здравствуйте, товарищи! — Грабин говорил громко, чтобы его можно было услышать в шуме работающих жерновов.

Увидев генерала, люди почтительно встали. А он, безошибочно определив среди них мельника, подошел к нему и кивнул на мелко подрагивающий деревянный лоток, из которого в каменную воронку сыпалась пшеница:

— Вальцуете?

— Вальцуем. — В глазах у мельника отразилось удивление: не каждый генерал знает это слово.

Грабин наклонился над закромом, куда белой струйкой стекала мука, набрал горсть, растер пальцами. Затем потянулся к деревянной вертушке, регулирующей подачу зерна, и чуть повернул ее.

— Чтоб мука была мягче, — сказал мельнику, — надо слегка увлажнить пшеницу.

Василий Гаврилович поднялся по шатким ступенькам наверх, заглянул в подвешенный к перекладинам бункер, в который засыпают зерно для помола, потрогал рукой заслонки, словно хотел убедиться, работают ли они, потом спустился вниз и, поднеся руку к козырьку фуражки, торопливо вышел.

— Смотри-ка, генерал, а как заправский мельник, — удивился пожилой колхозник.

— А ты видел, что у него на груди? — вступил в разговор дюжий парень в вылинявшей гимнастерке. — Звезда Героя Социалистического Труда.

— Это как же? Генерал — и вдруг Герой Труда? За что же ему такая награда? Чай, в армии свеклу не сеют и хлопок не собирают.

— Значит, есть за что. Зря такую звезду не вручат…

Этого разговора Грабин не слышал. Шелестели шины по асфальту, машина миновала деревню, и взору открылась Волга.

Величественна в плавном течении Волга. Но и у нее есть исток, небольшой родничок, откуда берет она начало. Вот так и Василий Гаврилович Грабин, достигший больших высот в оружейном деле, ставший Героем Социалистического Труда, доктором технических наук, генерал-полковником технических войск, четырежды удостоенный Государственной премии, мысленно вернулся в то далекое время, когда был он просто Васькой, жил в многодетной семье, где и одевались бедно, и ели скудно.

Чтобы оценить пройденный путь, нужно оглянуться назад. И чем сложнее была дорога, чем выше в гору ушел человек, тем пристальнее вглядывается он в то, что успел сделать…

Отец вернулся с работы поздно, не раздеваясь, устало опустился на скамью, положил на колени темные от въевшегося масла руки. И брат Дмитрий, который работал вместе с отцом, на этот раз не вбежал в дом, как обычно, а вошел по-стариковски, волоча ноги.

— Боже мой, — бросилась к нему мать, усадила прямо на пол, стала стягивать с него обувку, — что же это за работа такая, еле живыми возвращаетесь!..

— Ремонт, мать, — сказал отец и тяжело вздохнул, — пойду покурю.

Василий вышел следом, встал рядом. Он часто бывал на мельнице, где работал отец, и хорошо знал, что такое ремонт. Тяжеленный каменный жернов с помощью примитивных приспособлений переворачивают, и тогда открывается его внутренняя сторона в густой насечке. Они при помолах стираются, их приходится обновлять. Камень долбят специальным зубилом, при этом мелкая крошка летит в лицо, пыль набивается в нос и в уши.

Легче, но сложнее считается ремонт рассевов. Шелковые сита приходится или менять целиком, или аккуратно заштопывать, чтобы крошечные отверстия соответствовали сорту муки.

Машинист в это время разбирает свою паровую машину, смазывает части, меняет подшипники. Кочегар очищает зольную яму. Трудятся все с раннего утра до захода солнца. И сам хозяин Федоренко в эти дни безотлучно находится на мельнице. То и дело вытаскивая из кармана круглые часы на золотой цепочке, он поглядывает на стрелки, торопит рабочих. А тех и подгонять не надо: каждый понимает, что лето на исходе, крестьяне заканчивают уборку хлебов, значит, скоро потянутся на мельницу груженные мешками подводы.

— Вот что, Васек, — отец старательно погасил окурок, — завтра пойдешь со мной на мельницу, помогать будешь. Тебе уже одиннадцать лет, пора.

— А Дима? — Василий обрадовался, но ему еще не верилось, что он будет работать наравне со взрослыми.

— Дмитрий договорился с Дабаховым, у него тоже мельница на ремонте. Там ему хоть платить будут, а тут он задарма спину гнет.

Ночью Василий несколько раз просыпался, боясь опоздать на первый настоящий рабочий день. Но за окном стояла темень, и он снова засыпал, и снова во сне видел жернова. Могучие, отполированные до блеска, они были в его руках послушными и легкими. Он заставлял их вращаться то быстрее, то медленнее, то разъединяя, то плотнее прижимая друг к другу, а в закрома бежала бесконечной рекой белая как снег мучная река. И тогда он видел, как мать вытаскивает из печки свежий хлеб, чувствовал его запах и снова просыпался.

Сколько помнил себя Василий, в доме у них хлеба не хватало. Сначала Грабины жили в Екатеринодаре. Отец работал на мельнице, получал мало. А семья росла. За Прокофием появился Дмитрий, потом Василий, за ними девочки — Варвара и Татьяна. И хотя в работе Гаврил Грабин был безотказным, не знал ни выходных, ни праздников, обуть, одеть детей часто оказывалось не во что, в доме порой не оставалось куска хлеба. Были бы сыновья постарше, может, и оказали бы поддержку. А что взять с мальцов? Но есть-то все хотят.

После долгих раздумий решил Гаврил Грабин уехать из города. Ему казалось, что в станице прожить с семьей легче. Как-никак огород много значит. Будет своя картошка, капуста. Рядом лес, луг и поле. Летом можно щавеля насобирать, грибов и ягод.

Мастеровой человек оказался нужным в станице. Казаки больше занимались военным делом и хлебопашеством. В мастерских, в сельских кузницах и на мельницах работали пришлые люди, которых, как и Грабиных, нужда заставила покинуть город.

…Будить Василия не пришлось, проснулся вместе со всеми. Шагая рядом с отцом, старался выглядеть солиднее. Не забегал вперед, не дразнил выбегающих на дорогу собак, даже картуз натянул по-отцовски, низко на глаза. В душе он гордился своим новым положением. Вот уже наравне со взрослыми идет на работу. Вместе с ними будет долбить жернова. Потом им принесут обед прямо на мельницу. И он будет есть по-рабочему, не спеша, обсуждая с отцом, как лучше и быстрее закончить ремонт.

Целый день между отцом и сыном шло скрытное состязание. Отец старался дать Василию работу полегче, а тот настойчиво рвался сделать, что потруднее, поднять, что потяжелее. К вечеру он уже не чувствовал под собой ног, а руки покрылись мозолями и болели. Придя домой, он так же, как отец, устало опустился на лавку и тут же уснул. Да так крепко, что не почувствовал, как его раздели и уложили в постель. Проснулся, услышав голос матери: